Польская тема. Профессор Залесский

 

Справка

Владисла в Фра нцевич Залесский (30 января 1861  г. (Казань)  - 15 февраля 1922  г. (Томск)  - действительный статский советник, профессор Казанского университета, известный ученый-юрист, российский правовед, экономист, общественный и политический деятель консервативной направленности, один из лидеров правомонархического (черносотенного) движения в Казани и Казанской губернии, редактор, издатель, публицист, поэт.

 

Оказалось, мы много чего помним! А то как-то слишком быстро польско-советская дружба выветрилась…

Ни одной улицы в Казани в честь именитого университетского поляка нет! – Дзержинский не в счет. Да что там улица - фотографий участников знаменитого «казанского заговора», некогда потрясшего город, не сыскать. Нынче польская тема не модна по политическим мотивам.

Конференция на какое-то время воскресила интерес к прошлому. В перечне докладов - политкорректных - были персональные сообщения о конкретных личностях, украшавших собою город во время оно. Был среди этих немногих и профессор Залесский - фигура в политическом смысле очень неоднозначная, но в научном плане действительно крупная. Как его «изложили» респектабельной публике, нам не известно. Мы отрекомендуем его, если так можно выразиться, с противоположных сторон.  

«Поляк - казак с профессорским дипломом»

В истории Казани были очень заметные события – даже такие, которые не вошли потом в анналы официальной истории или вошли туда под видом карикатуры на общественную жизнь. Сегодня они, может, и кажутся бессодержательными и даже были, возможно, такими, но когда-то производили много шума и даже совершали поворот в умственных настроениях. Во всяком случае, фигуры в них участвовали подчас немалые.

 

Марш-марш вперед, христолюбивый народ

Осенью 1908 года Казань готовилась принять в Дворянском собрании монархический съезд Камско-Волжского края. Решение, возглашенное на объединенном совещании казанского Царско-народного общества и губернского отдела Союза русского народа руководителем означенных организаций профессором-правоведом Залесским, патриоты встретили громом аплодисментов. Повестка дня будущего собрания формировалась на глазах участников. Некто Сергиевич, представлявший «Казанское общество русской монархической молодежи», с выражением прочитал четверостишие:

Нет на свете той затеи,

Нет той отрасли труда,

Где на каждой русской шее

Не сидело бы ...!

Рабочий Сурьянинов призвал бойкотировать еврейскую коммерцию. Щеблыкин, гость из Тифлиса, поведал ужасы еврейского левого террора против тамошних «союзников»: за три года казнено 150 членов Союза русского народа! Оратор рыдал. «Как может наместник Воронцов-Дашков говорить, что на Кавказе все спокойно? Спокойно, как на Шипке художника Верещагина!» Участники совещания почтили память героев вставанием и троекратным гимном.

Апофеозом собрания стала филиппика председателя Царско-народного общества г. Казани Залесского в адрес газеты «Русское знамя» и ее хозяина, председателя Союза русского народа Дубровина. «Знамя», дошедшее до крайней степени негодования происками евреев на русских просторах, имело неосторожность тиснуть заметку о коварстве иудеев, соблазнивших мировое сообщество «человеком-приманкой по имени Ейша». Противники Дубровина завопили во всю мощь областных органов печати. Пуще всех ярился Залесский. Он демонстративно потрясал руками: «Доколе?» А «Казанский телеграф», возглавляемый большим приятелем Залесского Ильяшенкой, печатал проклятия и обличения в адрес университетского казначея Соловьева, возглавлявшего сборище конкурентов Царско-народного общества – «Русское собрание». Соловьев был поклонником главного русского патриота, врача-педиатра Дубровина.

Подоплека лежала совсем в другом, однако. Что там «человек-приманка»! Тогда публику «жарили» еще и не такими «открытиями». Просто московское руководство не уважило Казань и Нижний – акция «Черная сотня шагает по России» так и не дотопала до столицы края. Замышлялось это на Всероссийском съезде русских людей еще в 1907 году: чтобы после трех съездов в Питере, Москве и Киеве четвертый провести в Иваново-Вознесенске, избрав Казань и Нижний в резерв следующих мероприятий. Патриоты Казани считали себя вправе принять форум: столица ханства, место обретения чудотворной иконы, центр сбора антипольского ополчения, место служения преосвященного Гермогена, «умученного ляхами». Но – увы! Москва снова перетянула одеяло на себя. Тогда решили провести съезд патриотов Волжско-Камского региона. Но и здесь свинью Залесскому пытался подложить друг широко известного Пуришкевича – учитель Мойкин: он провозгласил создание Суконно-Слободского (!) отдела Царско-народного союза. Дело это продолжения, однако, не имело. Но в ход пошли другие средства. Соловьев на деньги своего московского покровителя Дубровина пытался предложить делегатам съезда из крестьян (200 человек) даровой стол и проживание в доме трезвости «Русского собрания» на Булаке. Партийная борьба выплеснулась и на столы местной администрации: Залесский написал губернатору Стрижевскому жалобу на подкуп мужичков. Философствующий казначей и типограф (Соловьев заведывал и печатней университета) получил по рукам за попытку поставить под сомнение репутацию профессора энциклопедии права.

«Достойно есть…»

Сам ноябрьский съезд не досчитался многих гостей, под разными предлогами не прибывшими на сборище. Однако известных имен было все же достаточно. Понятно, что в чаду полемики многие ораторы переступали черту дозволенного. С трибуны великолепного зала Благородного собрания Казани маститый националист князь Щербатов требовал создания истинно русского университета и истинно русской газеты. Жандармы Казани с беспокойством ждали последствий разгула страстей. Патриоты, как всегда, «укусили руку», кормившую их - распустили свои длинные критические языки.

В целом, конечно, националисты исторгали вопли на универсальные темы - по поводу развращающей роли денег, губящих мир и благолепие русских православных приходов и т.п. Требовали создания 40 тысяч религиозных братств. Возмущались тем, что в земских школах вывешивают портреты Толстого – безбожника и еретика. На съезде клеймили либералов, пели «Достойно есть» и читали патриотические стихи поэта Мятлева про шапку Мономаха. Славное было зрелище. «Собор» то уподоблялся литературному утреннику, то сбивался на эстрадную мелодекламацию, то гудел, как на литургии, то обращался в митинг. А то становился ученым заседанием. Царил какой-то «славянский базар».

Большое волнение в зале произвели споры вокруг планов Столыпина по разрушению крестьянской общины и введению хуторской системы. Залесский в смысле хуторов поддерживал Столыпина и уже много времени спустя, 10 сентября 1910 года, когда Столыпин приехал в Казань, не мог не похвалиться прозорливостью своих единомышленников. Но губернская администрация не дала царско-народникам развернуть свои аграрные эксперименты в губернии, которые тормозили столыпинские преобразования.

Губернатор Стрижевский потом страшно удивлялся: «После доклада на съезде, – говорил он, – выход на хутора в губернии почти совсем прекратился, подумайте, как недоволен будет Петр Аркадьевич!» Он и не ожидал, что националисты так сильны в крае. Полиция даже отбирала у крестьян брошюры с материалами докладов, прозвучавших на съезде. Очень много было критики в адрес правительства.

Еще скандальнее прозвучали призывы к спасению высшего образования в России и ликвидации господства в нем «иудейско-масонской клики». Председатель Залесский провозгласил «немедленное увольнение всех «либеральных», «кадетствующих» профессоров и преподавателей» с соответствующим сокращением вдвое числа университетов. Пуще всего его злила университетская автономия, оставлявшая университеты на растерзание различных клик. Казань стала ярким примером того, как в пору 1905 года в университете шел один нескончаемый митинг, как полиция, разоруженная приказом губернатора, – напуганного либеральной общественностью и террористами, – долго не решалась пересечь «черту университетской автономии».

Неприкрытой оппозицией курсу правительства стало и требование свернуть золотое обращение, – попавшее, по мнению патриотов, под контроль международных спекулянтов известного рода - и ввести обращение бумажное. Нелишним считали и закрытие «иудейских» банков типа Азовско-Донского и Северного и учреждение банков на русских православных началах. Это уже выходило за границы компетенции верноподданнической общественной организации.

Были, конечно, и разумные предложения: наладить строительство казенных элеваторов, кредитование под хлеб, создавать общества мелкого кредита и т.п. Очень негодовали на съезде по поводу положения дел в ремеслах края – кожевенном, портновском, аптекарском, зубоврачебном промысле. Грозные «иудеи» в образе бесов теснились в сознании ораторов, застили им глаза. Были предложения перетопить их всех в Булаке. Но большинство делегатов все-таки воспринимали тему как фольклорно-анекдотический жанр и не желали нарушать гражданский мир ради расовой чистоты и христианской веры.

Однако эти манифестации – в Дворянском собрании, в манеже юнкерского училища, в Воскресенской церкви произвели два сильных действия. Во-первых, сильно удивили администрацию губернии, полагавшую, будто эта стихия у властей в полном контроле. Во-вторых, претензия казанских националистов на первые роли в стране, в конце концов, подорвала единство этого лагеря, ввергнув его в споры и пререкания. Номером первым в этом мутном завихрении общественной жизни тех лет был профессор Владислав Францевич Залесский – фигура очень видная, – даже нам, далеко от него отстоящим.

Правая - левая где сторона...

Как лучше рассказать о Владиславе Францевиче, не употребив лишней банки «чернил»? Довольно просто. Достаточно вспомнить, что отец Владислава Францевича был из студентов-поляков, попавших в край за свое инсургентство. Эти люди в массе своей стали лучшими чиновниками местной администрации и более русскими великодержавниками, чем любой природный русопят. (В этом, кстати, причина старинной нелюбви и царских чиновников к ссыльным, переплюнувшим их в компетенции и преданности престолу.) Батюшка стал известным автором «панорам города» и портретов университетских деятелей. «Виды» Казани до страшного пожара 1842 года сегодня бесценны - «натура» не дожила до дагерротипов.

Залесский был широкой натурой: подчинял себе все науки - гуманитарные, математические, экономические - и хулиганил: пил одно время так, что чуть не помер. Затем очухался - и сразу с государственным проектом: Россию надо отучать от пьянства «совмещенной продажей спиртного напитка и сахара к чаю». Такие благоглупости у нас в ходу по сию пору.

Еще крепче задело нашего героя дело о взыскании алиментов. Не суть важно, что жена была оперная артистка. Она увела и трех дочерей. Характер героя испортился навсегда. Он стал просто нетерпим. Впрочем, задор и самомнение помогали ему утверждаться в науке. Монография о «прибыли на капитал» вступила в прямую полемику с классической теорией стоимости – Смита, Рикардо, Милля. Вопрос ставился ребром: ценность товара устанавливается не в производстве, а в обмене, и вообще существует лишь в сознании потребителя. Стало быть, неважно, сколько ты потратил рабочего времени на изготовление вещи и какие материальные издержки потерпел. Марксисты держались «классики». Отсюда и пошла война. «Психологическая школа» вводила в оборот изучение потребителя, понятия предельной полезности и как-то уравновешивала производителя и покупателя. Комплексный подход потом подвел русскую науку к идее межотраслевых балансов, математического аппарата и пр.

Вообще Залесский писал на самые разные темы – и всегда со знанием дела и продуктивно. Какое-то время после университета он хозяйствовал в имении и написал работу о селекции культурных злаков. Служил по жребию канониром – и превратился в активного члена Военно-исторического общества, автора работ по войне 1812 года. При том, что после Третьей гимназии (Школьный переулок), законченной с золотой медалью, Залесский сначала поступил на физико-математический факультет, а правоведом стал по результату юридического экстерна в испытательной комиссии университета

Занимался политэкономией, статистикой, правом, но и общественной практикой тоже: был гласным в Лаишеве, Казани, исполнял обязанности мирового судьи, присяжного поверенного...

Политическая жилка у него была большая. В правых организациях он был очень известен. И сделал на этом поприще не только партийную карьеру, но и служебную: был в 1906 году в числе прочих деятелей представлен императору и получил в нарушение общего порядка чин действительного статского советника. Совершенно не считался с угрозами, обструкциями, протестами коллег и студентов. Репутация была такова, что министр образования Кассо, выведенный из себя бесконечными препирательствами членов одного из факультетов Московского университета по поводу кандидатуры декана, пригрозил им прислать на этот пост Залесского - и ситуация мигом рассосалась.

Интересная деталь: стоило Залесскому с головой погрузиться в какое-нибудь практическое дело, как морок политических страстей рассеивался. Так было с портновскими школами, которые он организовал при своем Царско-народном обществе. За эти профтехучилища министерство финансов дало почетный диплом. Залесский признавался, что ценит их больше, чем свою политпартию. А солидная книжка по западноевропейскому «собесу» заслужила похвалы известнейших людей России и премии соответствующего ведомства. Под конец жизни он так увлекся опытами по органической химии, что серьезно заинтересовал ими Арбузова. При этом был артистической натурой: пел, музицировал, писал стихи. Среди друзей юности, кстати, был знаменитый наш местный деятель из поляков - Шершеневич. Но рассорились: друг оказался либералом.

Убеждения Залесского – правые, монархические, панславистские пошатнулись в марте 1917 года. «Народ Богоносец», измученный войной, вел себя так, что Залесский даже поэму написал – желчную. Иллюзии рассеялись. Дальше было как у многих, кто работал в университете в Гражданскую войну. Ушел с белыми, преподавал в Томске, умер в 1922 году.

P. S.

Не стоит думать, что в этом лагере толклись только одиозные личности, помешавшиеся на своем антисемитизме. В правом лагере открыто присутствовали академики (и советского периода) Грот, Соболевский, Комаров (поселок на Финском заливе), врач Боткин, создатель знаменитого русского народного оркестра Андреев, художники Маковский, Рерих, поэты Случевский, Кузьмин… Им симпатизировали Менделеев, Васнецов, Розанов. Имя того же Залесского, даже скривившись, все же перечисляют в списке славных сотрудников и выпускников университета. Как и Мережковского, замаравшего себя и педофилией, и политическими доносами, и антисемитскими выходками, и прото-фашистскими фантастическими романами. Что делать – они были действительно видными и признанными учеными. Другой вопрос, почему они лезли в этот политический балаган. Перелом эпох? Растерянность? Свойственное нашим людям стремление выслужиться? Или прав был Бехтерев: массы людей действительно по временам охватывают психические эпидемии?

Все руководство партий «Черной сотни» принадлежало к среднему классу. Если убрать из речей казанских профессоров и журналистов грубую площадную риторику и брань, останутся пассажи, которые звучат не крепче нынешнего Жириновского или Немцова. Трескотня насчет засилья еврейства так и осталась трескотней. Не было в Казани никогда такого первобытного антисемитизма, как в Польше или западных губерниях. Погромщиков представить вообще невозможно! Просто очень традиционалистский, патриархальный город существовал тогда на Волге – Казань! Сильно испугался обыватель в 1905 году революционных выходок социалистов, одним напором вынудивших власти разоружить полицию и ввести милицию из студентов и гимназистов. И запел тогда с чужого голоса про масонские козни. Так это к власти претензии.

Чего много было в казанском «националистическом» базаре, так это университетской склоки и борьбы внутренних «партий» – политических, карьерных. Самая старая линия велась еще со времен Фукса, Магницкого, Яковкина: русская «профессура», набранная из вчерашних бурсаков, противоборствовала с немецкими контрактниками, приехавшими в волжский край прямиком из Германии. Цели были вполне материальные, приземленные. Потом в университете были течения против замшелых профессоров, не обновлявших свои курсы многие годы. Подмешивались и студенческие протесты и просто скандалы. И казанская пресса в лице двух самых авторитетных изданий – «Казанского телеграфа» и «Волжского вестника», становилась рупорами противоборствующих партий – консерваторов и либералов. Этакие «славянофилы» и «западники». Впрочем, не следует думать, что прогрессисты были слеплены из иного теста, чем замшелые православные патриоты. Одного Мултанского дела хватило, чтобы вымазать репутацию либерального «Вестника», напечатавшего ученый этнографический вздор профессора Смирнова, посчитавшего естественным для удмуртов совершать какие-то ритуальные жертвоприношения. Дикари! Подоплека, вскрывшаяся вскоре, оказалась обычной уголовщиной, как и в деле Бейлиса: крестьяне соседнего удмуртскому русского села сами дознались правды и выгнали из общины преступника, погубившего ради земельного участка человека и возведшего на соседа-удмурта напраслину. Преступнику, лишенному средств существования, ничего не оставалось, как явиться в участок и дать показания. Кстати сказать, ученый эксперт, дававший положительное заключение насчет склонности евреев к ритуальным жертвоприношениям христианских мальчиков в Киеве, тоже был не абы кто – европейски известный профессор Иван Сикорский. Отец всемирно известного авиаконструктора. И в лагере защитников Бейлиса состояли не одни демократы и либералы, но и люди типа ярого националиста и антисемита Шульгина.

Водораздел проходил очень уж затейливо.

Залесского и сейчас обсуждают на конференциях и симпозиумах – как ученого. О его публичных политических выходках никто не вспоминает. Вообще служебный формуляр у него весьма объемистым оказался, – как и биография в целом.

ИСТОРИЧЕСКОЕ ДОПОЛНЕНИЕ:

«Предписываю решение сие привести немедленно в надлежащее исполнение»

Кто такие Быков и Чайкин? Современный казанец затруднится с ответом. Между тем они прочно занимают свое место в наших анналах и о них хорошо осведомлены историки. А в свое время не было в нашем крае человека, который не знал бы страшные фантастические рассказы о подвигах этих суперзлодеев. Якобы Чайкин разрывал людей на две части, привязывая к двум наклоненным вершинам берез за ноги, резал беременных женщин. Он, как писали, перерезал человек пятьдесят, в особенности женщин, которых он с наслаждением анатомировал. Про Быкова говорили, будто он велел разрезать пополам свою любовницу. Двадцать томов, почти четыре с половиной тысячи страниц, исписали в судебных заседаниях разных уровней про похождения этих монстров. Самая их казнь - на Арском поле, где теперь клиники мединститута, - под барабанный бой, заглушавший свист шпицрутенов, ложившихся на спины разбойников – долго вызывала чувство ужаса у мирных обывателей. И никто не сомневался в справедливости и правильности судебного приговора по делу, которое держал под контролем сам государь император Николай Павлович. Так было до тех пор, пока Владислав Залесский не взялся разобраться в этих обстоятельствах - «ради интереса патологического и философского».

Жил себе в лаишевской деревне Федоровка парень из зажиточной крестьянской семьи. Лет в пятнадцать устроили родители подростка в волостную контору – карьеру делать. Потом забрали: увидели, что он там валяется на лавках и бездельничает. Но торговать скотом Быков не захотел – поступил сидельцем в кабак Билярска. Очень хороша была новая работа! Но судьба переменчива. Хозяин разорился, нового ничего под руку не подворачивалось, и сиделец с приятелями стал воровать. Быка, что ли, у местного купца украли, но попались и по приговору лаишевского суда получили плетей. Таково было общее мнение. Но подоплека была хитрее. Просто поссорился Быков со становым приставом из-за общей любовницы — рыбнослободской крестьянки Александры Блиновой, благоволившей к становому как человеку в деревенском быту очень влиятельному. Поссорившись со становым, Быков крепко побил его. Становой поклялся отомстить. Случай скоро представился. Быка украли! И офицер объявил, что виновник, несомненно, Быков. И следствие повели очень энергично. Тюрьма и плети ославили парня, которому было 23 года. Из веселого малого, гуляки-балагура постепенно образовался уголовник. Делу помогло и его самомнение.

«По его понятиям ему бы быть в дворянстве - не в крестьянстве». Так он полагал о себе. Он был хорошего росту, светлый блондин с вьющимися волосами, с небольшой курчавой бородкой. Крестьяне, знавшие Быкова в лицо, считали его красавцем. Он легко покорял сердца деревенских красавиц, умел замечательно петь песни, имел своеобразный внешний лоск бывалого человека, удалого купеческого приказчика. Нет ничего удивительного в его оговорах местных дворян, купцов и зажиточных мужиков. Он считал себя ровней или почти ровней авторитетным в местных кругах людям и хвастался связями, якобы заведенными с ними и членами их семей.

Постепенно втянулся в жизнь воровского сообщества. Десятки людей промышляли конокрадством, укрывательством, сбытом, прикрытием. Когда в 1841 году сорок человек лаишевских воров взяли под стражу, среди них был и местный помещик Смирнов из Пановки. Помещика «оставили в подозрении» и под надзором полиции, а четверых, и Быкова, били кнутом и сослали в каторгу. В Иркутске и началась его «беготня» из тюрем. Там он встретил Чайкина.

В 1845 году добралась компания Быкова до алексеевского леса. Сидели там в становище, трясли местных богатеев, наглели по временам: пили в селах, требовали девок. Чайкина местные мужики раз чуть не утопили в колодце, а Быкову велели убираться. Он и убрался – в Спасский уезд. Здесь пошла та же история. До тех пор, пока на Оренбургском тракте, у Шуранского перевоза близ Чистополя он не ограбил средь бела дня казака, охранявшего перевоз. После того Спасский суд - тогда такие низовые суды играли роль полицейских управлений - вынес решение объявить облаву.

Быков и товарищи, однако, рванули к Москве и растворились около столицы. Быков, прикинувшись беглым местного помещика, отсиделся в его имении. Но помещик решил продать свою «собственность» – или в солдаты отдать? – и Быков побежал в суд и объявил себя. Два года лаишевской тюрьмы, последовавшие за тем, завершились побегом.

Так и мотались – то по Каме, то по Волге. А когда попали в Билярск, к местному вору Бобкову, появилось и оружие. После этого в билярском лесу начались серийные убийства. Убили крестьянина Дмитрия Зверева из Шумкова, поверенного Григория Трофимова из Старых Челнов, Хайбуллу Алеева из Тиганов, сборщика податей Шурыгина, Шагиахмета Хасанова из Новых Челнов. Сопротивление оказал только Хайбулла: выломал оглоблю, но погиб под напором здоровенных душегубов. Быкова скоро мужики повязали – в селе Лебединое после попойки. А товарищей похватали облавы, устроенные по решению губернатора – под командой старшего адъютанта штабс-капитана Сумарокова.

Чайкина поймали еще раньше, в Казани. Он и дружки гуляли в кабаке Худякова на Соколой улице (Павлюхина) как приезжие приказчики из Алексеевского. Народ, видя их, ухмылялся и шутил: разве у алексеевских бритые головы? Головы уголовным брили наполовину и следы долго не исчезали. Были и затертые клейма на щеках. Но никто в полицию не шел. И только служебное рвение унтер-офицера Четвертой части Максима Кирибатова на Рыбнорядской площади остановило путешествие каторжных и их подружек в батуринскую баню на Булаке.

30 ноября 1848 года по распоряжению военного губернатора учреждена была при казанском ордонанс-хаузе военно-судная комиссия. По закону от 28 апреля 1847 года гласилось, что каторжных первого и третьего разрядов, изобличенных в умышленных убийствах, должно приговаривать за первое сего рода преступление к прогнанию сквозь строй четыре раза через тысячу человек, за второй - пять раз, за третий - шесть раз. Возобновлялись и клейма.

Разбор дел продолжался до 30 ноября 1848 года по 28 мая 1849 года. В начале февраля 1849 года генерал-адъютант князь Долгоруков сообщил военному губернатору высочайшее повеление о немедленном окончании производства в комиссии военного суда. Дело было слишком большое и сложное, чтобы можно было закончить его в предусмотренные законом сроки. 28 мая 1849 года военно-судной комиссией была постановлена сентенция: приговорили наказать шпицрутенами через тысячу человек Быкова - 12, Чайкина - 10, еще двух - по 6 раз. Если останутся живы, сослать их вновь в Сибирь в каторжные работы без срока, «положив» на них новые знаки. Комендант Корчевский 3 июня 1849 года препроводил конфирмованную сентенцию суда коменданту казанского гарнизонного батальона: «Предписываю решение сие привести немедленно в надлежащее исполнение». На другой день, 4 июня 1849 года, назначено было исполнение приговора.

По воспоминаниям казанских старожилов, Быков надеялся перенести наказание. Перед самой казнью был страшно зол, хотя лицо его было спокойным. Начал громко бранить площадной бранью командира казанского гарнизонного батальона, распоряжавшегося процедурой, но голос его был немедленно заглушен треском барабанов. Чайкин был уверен, что не вытерпит, лицо его выражало ужас, он все время плакал. По официальным данным, Быков получил шесть тысяч, Чайкин - три пятьсот, после чего их отвезли в больницу при губернской тюрьме, где они в тот же день померли. Трупы их были отправлены в анатомический театр Казанского университета.

Двое сообщников их, Федоров и Новиков, прошли через экзекуции 23 июня 1850 года, получив в счет положенного наказания по 1500 ударов. После этого были отправлены в больницу при казанской пересыльной тюрьме. Через два дня умерли оба в больнице от воспаления легких, обычного последствия шпицрутенового наказания.

Пособники, скупщики краденого и прочие - несколько десятков человек, были осуждены гражданским судом. А всего по 22-томному делу судилось, включая лиц, никакого отношения к делу не имевших, более 200 человек. Дело это обратило на себя внимание высших сфер. По распоряжению минюста, палата уголовного суда должна была еженедельно доносить ему о положении дел. Губернский прокурор должен был ежемесячно докладывать всеподданнейшим рапортом государю-императору Николаю Павловичу. В июне 1853 года дело было окончательно решено Сенатом.

Быкову на момент казни было 35 лет, Чайкину 43. Рост скелета Быкова 162 см, длинные, до колен, руки, замечательно высокая грудь, страшно толстые ребра. Кости черепа несимметричны, скуловатые кости очень развиты, так что лицо должно было быть кривое, скуластое. Нижняя часть лица выдавалась вперед, но благодаря достаточной мускулатуре, жировому покрову, белизне лица все это не мешало Быкову казаться красавцем, светлым блондином. По обычаю бегло-каторжных давать себе прозвища любил называться распевалою. Нравственного чувства был совершенно лишен. Лгал на каждом слове, хладнокровно грабил, убивал. Смеясь, говорил жертве: не кричи дурашка, не расстраивайся. Очень любил рассказывать о своих подвигах, выдумывал небывалые убийства. Это был типичный прирожденный преступник. Все черты, которыми Ломброзо характеризовал прирожденного преступника - легкомысленная жестокость, нечувствительность к чужим страданиям, отсутствие раскаяния, хвастовство, безмерная лживость, беззаботность, пьянство, разврат, страсть к оргии, выдающаяся челюсть, скулы, сращение черепных швов, обилие «вармиевых» черепных косточек, обезьяньи руки.

А вот как в действительности звали сообщника Быкова, известного под именем Чайкина, так и осталось неведомо. Ни одного доказанного преступления за ним не числилось - один оговор от Быкова. Того настоящего черниговского мужика Чайкина, которого осудили за грабеж, кнутом и клеймами не наказывали. И Тобольское управление докладывало: сидит себе в каторжных работах Чайкин - не бегает! А вот у попавшего под суд бродяги штаб-лекарь Рейх нашел следы клеймения и телесного наказания. И масти он был иной в сравнении с подлинным Чайкиным, и росту. В анатомическом театре университета оказался «анатомический красавец»: атлет более двух метров росту. Чайкин настоящий сильно уступал. Но комиссии все это было безразлично. Она настойчиво склоняла бродягу к покаянию. И губернатор Боратынский ничего не сделал для выяснения личности. Высочайшее повеление требовало скорейшего завершения следствия. Тогда неизвестный бродяга махнул рукой и отказался вовсе от дачи ответа.

Без сомнения, заключал свое исследование Залесский, суд присяжных немедленно оправдал бы «Чайкина».

Материал подготовил Иван ЩЕДРИН


 
По теме
Чечня – Неизведанная… Крупнейшие в Европе мечети, высотки, не уступающие небоскребам Дубая…Манящее величество гор и живописные пейзажи.
В Мензелинске лишили прав водителя за повторную поездку пьяным по трассе М-7 - Мензеля Также виновному назначили обязательные работы (Марат Хамидуллин, «Мензеля-информ») В Мензелинском районном суде РТ оглашен приговор в отношении водителя, обвиняемого в управление автомобилем лицом,
Мензеля
«Не спрятался в окопе – пошел в атаку»: о пропавшем без вести на СВО рассказал его брат - ИА Татар-информ Александр Турнин пропал без вести месяц назад под Угледаром. Его мобилизовали одним из первых в Алексеевском районе, и он с честью выполнял долг защитника Родины – в числе первых рвался в бой,
ИА Татар-информ
Новости - Росздравнадзор Счетчик обращений граждан и организаций Поступило 43506 на рассмотрении 6541 решено 36965 ВРАЧ ВРАЧ Мониторинг безопасности лекарственных препаратов Контроль качества лекарственных средств Мониторинг ассортим
Росздравнадзор
Постичь Тукая в аэропорту, узнать Горького на Щапова - Реальное время Фонд «Живой город» и ТЮЗ надели на зрителей наушники Фото: Реальное время/Динар Фатыхов Два спектакля, ориентированные в первую очередь на слух, выпустили на этой неделе две театральные площадки.
Реальное время
Тетюшанам рассказали, как вести себя в чрезвычайной ситуации - Газета Тетюшские зори Неделю назад в подмосковном «Крокус Сити Холле» произошел теракт. Начальник ОМВД России по Тетюшскому району Алексей Витин рассказал о том, как вести себя при возникновении угрозы террористического акта.
Газета Тетюшские зори